Из дневников Ф. Нансена, 1913 год

Оцените материал
(6 голосов)

 

фото_Нансена_в_краснояске.jpgВ конце сентября Нансен побывал в Красноярске. Он посетил городской парк и музей, встречался с гимназистами и преподавателями гимназии, с представителями местной власти и простыми красноярцами.


Путешествие по Сибири оставило глубокие впечатления у знаменитого норвежца. Через год выходит его книга-дневник «В страну будущего». Ниже приведен отрывок из этой книги, где автор подробно описал впечатления от трёх дней, проведённых им в Красноярске.

 

Об авторе: Фритьоф Нансен — норвежский полярный исследователь, учёный-зоолог, основатель новой науки — физической океанографии, политический деятель, гуманист, филантроп, лауреат Нобелевской премии мира за 1922 год.

 

«...Четверг, 25 сентября. На горизонте, за холмистою равниной на юге, уже синеют горы; можно даже различить отдельные кряжи и вершины. Это северная часть Саянских гор близ Красноярска, или, вернее, Гремячинский хребет.

 

На многих станциях нас с почетом встречали деревенские старосты, выбираемые самими крестьянами. На предпоследней станции перед Красноярском нас встретили, кроме старосты, исправник, начальник телеграфного отделения и еще двое-трое представителей крестьян. Начальник телеграфной станции передал нам просьбу красноярского городского головы — постараться приехать в город днем. Было еще утро, но нечего было рассчитывать попасть в Красноярск раньше вечера. Чтобы приехать туда днем, нам пришлось бы переждать до следующего утра на последней станции. Но времени у нас оставалось в обрез, и мне еще предстояло уладить в Красноярске кое-какие дела, прежде чем ехать дальше, а кроме того, меня ждали там письма, так что, как ни жаль было огорчать красноярцев, мешкать нам, согласно их желанию, оказывалось решительно не по карману. Но мы решили употребить все усилия, чтобы приехать вечером возможно раньше.


Итак, надо было торопиться, и мы понеслись во весь дух, мимо пашен и лугов, через села и деревни, не убавляя ходу. Нас трясло и подкидывало еще хуже; особенно тяжко приходилось в деревнях; в одном селе дорога оказалась до того невозможной, что пришлось объехать ее кругом.

 

Последнюю, тринадцатую станцию мы покинули в половине пятого дня; до Красноярска оставалось еще 35 верст, и надо было приналечь, чтобы не приехать чересчур поздно. Ямщик без устали хлестал лошадей кнутом и подгонял то протяжным жалобным воем подыхающей собаки, то отрывистыми веселыми окликами.

 

Перед нашим отъездом из Енисейска один осторожный чиновник, да и многие другие предостерегали нас, чтобы мы не ехали последнего перегона перед Красноярском в сумерках: там-де небезопасно. В силу амнистии по поводу Романовского юбилея было освобождено до срока много уголовных преступников, которые теперь и начали «шалить» по ночам. Еще совсем недавно произошло нападение на почту; лошадь и почтальон были убиты, а денежная почта похищена. Разбойников, разумеется, не поймали. Здесь это редко удастся. Мы проехали место нападения еще до наступления темноты. Действительно, место было вполне подходящее для грабежа — пустынное, холмистое. Говорят, там водружен деревянный крест, как это принято в Сибири на местах, где произошло убийство, чтобы проезжие могли помолиться за души убитых. Мы, однако, креста не видали.

 

Нас эти рассказы не запугали, и мы больше смеялись над возможностью нападения. На приезжих, да еще иностранцев, в Сибири нападают редко, предполагая, вероятно, что они хорошо вооружены. Мы-то этого предположения не оправдывали: у меня лично не было при себе ничего, кроме перочинного ножа. Ружья я отправил пароходом. И, в сущности, нам не следовало бы смеяться: когда мы приехали в Красноярск, все веревки, которыми был перевязан наш багаж, помещавшийся позади кузова тарантаса, оказались перерезанными, и концы их волочились по земле. К счастью, предусмотрительная г-жа Кытманова позаботилась вдобавок увязать наши вещи в мешки, которые и предохранили их от выпадения. Мы с Лорис-Меликовым, правда, заметили в дороге, что какие-то веревки волочатся по земле и захлестывают колеса, и даже поговорили между собой по этому поводу, но тем дело и ограничилось. Услыхали мы шуршание веревок вскоре после того, как миновали опасное место, а тогда было уже довольно темно. Воры, очевидно, вскочили на тарантас сзади и перерезали веревки, но были вспугнуты встречными проезжими и соскочили. Во время езды, за шумом и тряской, нет никакой возможности расслышать, что творится сзади.

 

Скоро начался дождь. Навстречу нам попадались полицейские казаки, высланные вперед, чтобы узнать, где мы и скоро ли можно ожидать нас. Из этого мы поняли, что в Красноярске готовили нам встречу.

 

Наконец около половины восьмого вечера мы прибыли под моросящим дождем. Город, освещенный электричеством, представлял эффектное зрелище с вершины холма, на который мы въехали; вдобавок в степи, у въезда в город, пылали костры и факелы. Когда мы подъехали поближе, то различили при свете костров темную массу народа и арку, украшенную русскими и норвежскими флагами; темные фигуры двигались взад и вперед и махали факелами.

 

Экипаж, можно сказать, врезался в толпу и застрял в ней под крики «ура». Пришлось нам выйти и выслушать приветствия городского головы, председателя Географического общества, представителя губернатора, который сам был в отъезде, и т. д. и т. п. Речи покрывались восторженными «ура», дождь продолжал моросить, а факелы и костры ярко пылать. Картина получилась фантастическая. Все эти люди стояли под дождем и ждали нас с трех часов дня. Досадно, но вина была не наша.

 

Затем Востротина и меня усалили в экипаж, запряженный парой красивых вороных лошадей, а Лорнс-Меликова в другой, и повезли под гору в город, по освещенным электричеством улицам, к роскошному дому купца Петра Ивановича Гадалова, где нас сердечно приняли сам хозяин с женой, дочерью и сыном.

 

фото_нансен_в_красноярске.jpgИтак, мы достигли Красноярска — цели, к которой так долго стремились,— как раз в срок, 25 сентября, и могли похвалить себя за аккуратность, принимая во внимание, сколько тысяч верст нам пришлось проехать от Христиании, да еще столь разнообразными способами. У меня даже оставалось в распоряжении целых три дня до отъезда на Восток с инженером Вурцелем. Но гостеприимные горожане решили хорошенько использовать эти дни. Такое «событие», как наш приезд, надо было отпраздновать; а кроме того, меня просили прочесть доклад о нашем путешествии, что я и пообещал. Но прежде всего надо было хорошенько смыть с себя грязь и дорожную пыль, переодеться и откушать вместе с моими спутниками за празднично накрытым столом в доме наших милых хозяев, которые не знали, чем нам и угодить. В такие минуты мне всегда кажется, что ничто не может сравниться с наслаждением путешественника, добравшегося после долгих мытарств в мороз и метель или в туман и дождь до шалаша или теплого костра, или, как мы теперь, после долгой тряски по проселочным дорогам — до такого дворца.

 

Пятница, 26 сентября. На другой день я первым долгом привел в порядок свои снимки, нужные для доклада. Большую часть негативов я проявил еще на борту «Корректа» и «Омуля», где темной комнатой нам с Востротиным служила ванна. Один из хранителей музея в Красноярске взялся сделать диапозитивы с выбранных мною снимков и отлично справился со своей задачей. Затем надо было побывать в магазине и приобрести новый запас катушек с пленками и пластинок для моего фотографического аппарата. Затем отправиться в банк за деньгами и заняться приведением в порядок гардероба, несколько пострадавшего за время путешествия.

 

Востротин прокатил меня по городу и показал все достопримечательности, в том числе собор Рождества Христова, высокие колокольни и золотые купола которого видны было со всех концов города. Красноярские владельцы золотых приисков начали строить собор в 1843 году, но в 1849-м своды храма рухнули. Тогда золотопромышленник Щеголев взял на себя постройку и украшение храма, и это обошлось ему около полумиллиона рублей. Вообще, если какой-нибудь богатый сибиряк желает принести на алтарь отечества жертву от избытка своего, то строит церковь. Затем мы посетили городской парк, который слывет лучшим во всей Сибири. Время было осеннее, и цветы уже завяли, но судя по деревьям, хвойным и лиственным, можно было представить себе, что летом парк является чудесным местом для прогулок. Улицы в городе широкие и прямые; на главных улицах каменные дома, но большая часть построек из дерева. Красноярск красиво расположен на левом берегу Енисея, в долине, окруженной горами. С западной стороны находятся возвышенности, через которые мы перевалили накануне вечером. Ближайшая к городу крутая гора состоит из красного песчаника с прослойкой красного мергеля, чему город и обязан своим названием. На восточном берегу Енисея местность еще выше и более пересеченная; возвышенности здесь отчасти вулканического происхождения и поросли редким лесом.

 

Несколько выше Красноярска Енисей пробивается сквозь скалистое ущелье и суживается иногда до 300—400 метров в ширину, зато быстрота течения достигает 7—9 верст в час. Дальше река опять разливается и достигает версты с лишком в ширину, а вблизи города разделяется на два рукава и обтекает низменные красивые острова, поросшие березовым лесом.

 

Здесь, как и везде, наблюдается большая разница в уровне воды во время весеннего разлива и летом. Разница эта достигает 10 метров и ею-то и обусловливается своеобразное строение берегов — «голые песчаные откосы, полого спускающиеся к воде».

 

Нансен_в__красноярске.jpgПосле полудня мой гостеприимный хозяин предоставил в мое распоряжение верховую лошадь, так как слышал, что мне хотелось ознакомиться с окрестностями. Вместе с сыном хозяйки я и совершил чудесную прогулку в горы на запад от Красноярска. Местность была холмистая, пустынная. Горы большею частью сложены из рыхлого красного песчаника, но, по-видимому, это лишь верхние слои, как и всюду, образованные процессом выветривания в течение долгих времен. Так как здесь, видимо, не было ледникового периода — по крайней мере в позднейшие геологические эпохи,— то все эти продукты выветривания остались на месте. Местность прорезана размытыми водой долинами; там и сям из песчаника пробились ключи и образовали глубокие узкие ущелья.

 

Некогда, быть может, пространства эти были покрыты лесом, хотя я и не нашел никаких следов этого. Должно быть, он выгорел в незапамятные времена, и вся местность превратилась в луговую равнину, почти нигде не возделываемую, за исключением речных долин, да и там мало.

 

Суббота, 27 сентября. Мой несравненный хозяин угадал, что мне очень хотелось познакомиться также с горами другого, восточного берега Енисея, и на другое утро снова предоставил нам верховых лошадей. На этот раз я отправился в сопровождении молодого Гадалова и хранителя музея.

 

Несколько выше Красноярска через Енисей перекинут железнодорожный мост, почти в 900 метров длиною, другого моста через реку нет, и для переправы пользуются паромами. Даже самый главный паром устроен весьма примитивно и в движение приводится силою самого течения. К одному из концов длинного каната прикреплен якорь и спущен на дно реки выше места переправы; самый канат покоится на лодках или на барках; другой конец его прикреплен к парому, снабженному большим рулем. Если с помощью руля паром поставить наискось течения, то его понесет на другой берег, к пристани. Там люди и лошади сходят, паром снова нагружается, руль переставляется, и паром снова переносится течением обратно. Таким образом, переправа совершается целый день, и вся работа перевозчиков заключается в том, чтобы переставлять руль.

 

Пришлось подождать тут и нам. Сегодня оказался большой праздник (14 сентября старого стиля), а вчера был базарный день, и народу у переправы собралось множество. Интересно было, посмотреть на народ, такой веселый, радостный и довольный с виду. Все они собрались домой в деревни, телеги были пусты, а женщины и девушки в лучших своих нарядах. Паром пристал к берегу, нагруженный людьми, лошадьми и телегами, и едва все они выбрались, как на него хлынула новая масса возов, лошадей и людей! Скоро мы отчалили и очень быстро очутились на противоположном берегу. Но оказалось, что мы попали еще только на остров, и по другую сторону его нас ожидал другой паром.

 

Наконец мы переехали второй рукав реки и очутились на твердой почве, сели верхом на лошадей и быстрою рысью отправились к югу вдоль реки, сначала степью, а потом долиной между гор, пока не доехали до гранитного кряжа, который меня особенно интересовал.

 

Для того, кто привык к нашим круглым, отполированным льдами скандинавским скалам, странно видеть здешние горные формы.

 

По долинам ясно видно, что они обязаны своим происхождением воде, а не ледникам, как у нас. А зубчатые выветренные горные гребни из гранита, возвышающиеся над окружающими горами, ясно указывают на то, что местность с незапамятных времен подвергалась сильнейшему выветриванию и разрушению под влиянием атмосферных осадков, вследствие чего уцелели лишь более твердые породы, образовавшие нечто вроде развалин, тогда как более рыхлые были смыты дождями, унесены водами и ветрами. Я часто видел впоследствии и в Сибири и в Приамурье подобные острые, разорванные и зубчатые гребни из гранита или из другой твердой породы, которые высоко вздымались над окружающей местностью. Они указывают, что здесь не могло быть ледникового периода с его глетчерами, иначе они были бы стерты с лица земли. Почва вокруг была усеяна толстым слоем гравия и песка, обязанных своим происхождением тому же процессу выветривания. У подошвы этих крытых утесов не было даже каменистых россыпей, какие непременно встретились бы у нас, в Норвегии. Даже грунт здесь подвергается выветриванию и большею частью покрыт гравием, черноземом и растительностью. Лесная почва часто одета порослью, но самый лес редковат, деревья некрупные и по большей части лиственных пород.

 

футбол_в_краснояске.jpgДнем красноярское спортивное общество и школы устроили в честь нас состязание в футбол на городском плацу. В последние годы в России наблюдается сильное увлечение так называемым сокольством, получившим свое начало в Чехии, где оно в 1912 году отпраздновало свой пятидесятилетний юбилей. Увлечение это встретило поддержку правительства, и сокольские общества стали организовываться по всей России, а также здесь, в Сибири. Русские конькобежцы, которые были самыми опасными нашими соперниками в состязании на первенство мира, тоже принадлежат к «соколам». На спортивном плацу мы были очень тепло приняты красноярской молодежью в красивых светлых костюмах, и большое удовольствие было смотреть на их оживленную и умелую игру. Распрощавшись с этими милыми юношами и с их предупредительными руководителями, мы отправились в городской музей, где нам была устроена парадная встреча со служащими и дирекцией музея. В музее собраны ценные коллекции различного рода — естественнонаучные, археологические, этнографические и т. п. Для меня наиболее интересными являлись именно последние, особенно коллекции, касающиеся енисейских остяков, тунгусов, самоедов и других. Много нового об историческом прошлом и настоящем Сибири узнал я также из устных объяснений сведущих хозяев музея.

 

Воскресенье, 28 сентября. На другой день состоялось заседание в Географическом обществе. Я рассказывал о нашем путешествии и показывал диапозитивы, а также развивал план возможного судоходства через Карское море к устью Енисея. Востротин был так любезен снова взять на себя обязанности переводчика. Сердечное участие в глубокий интерес, обнаруженные многолюдным собранием, дали мне понять, какое важное значение придают сибиряки возможности морского сообщения их страны с Европой. Да это и не удивительно: несмотря на железную дорогу, здешние промышленники чувствуют себя словно взаперти со своими продуктами, и надежда на сбыт их морским путем открывает им блестящие перспективы. Огромные сибирские реки прямо как бы созданы для целей такого сообщения; транспорт вниз по течению необычайно удобен, и все эти реки указывают на север, на Ледовитый океан, как на выход из создавшегося положения. Вероятно, в связи с этим город и принимал нас так радушно, хотя мы были только приглашенными гостями в этом морском плавании и не подозревали за собой никаких особых заслуг.

 

Вечером городской голова и Географическое общество дали нам обед; было произнесено мною сердечных речей, проявлено много воодушевления; пришли даже приветственные телеграммы из Иркутска и из других областей Сибири.

 

старый_ж.д.вокзал.jpgПонедельник, 29 сентября. На другое утро, в пять часов, мои любезные хозяева проводили меня на вокзал железной дороги. Там встретили нас, чего мы уж никак не ожидали, радушный и сердечный хозяин вчерашнего обеда, городской голова, а также председатель Географического общества и многие другие, пожелавшие еще раз проститься со мной. Лорис-Меликов и Востротин в свою очередь решили проводить меня до Иркутска, но на этот поезд уже не оказалось билетов — все места были заняты еще в России. В 5 ч. 35 м. подошел экспресс, запорошенный снегом, напоминая нам, что мы в Сибири. Тут мы наконец встретились с инженером Вурцелем, который очень сердечно привял меня в своем купе-салоне. В его любезном обществе мне и предстояло теперь начать новое путешествие на Восток, по совершенно неведомой мне доселе стране. В его большом вагоне места оказалось вдоволь, и он тотчас же пригласил Востротина и Лорис-Меликова ехать вместе с нами.

 

Затем мы распрощались с милейшими жителями Красноярска, поезд тронулся, и мы помчались на восток по нескончаемому рельсовому пути. За длинным мостом через Енисей дорога довольно долго шла степью, большею частью вполне пригодной для землепашества и, казалось, даже не требовавшей удобрения; кое-где встречались и возделанные поля. То обстоятельство, что в Сибири даже вдоль линии железной дороги так много лежащих втуне земельных участков, объясняется, вероятно, тем, что сибиряки не удобряют земли, а, использовав ее, оставляют под паром иногда лет двадцать.

 

Первою большою станцией был город Канск, расположенный на Кане, притоке Енисея, и насчитывающий 10 000 жителей. Городской голова Канска, встретивший нас еще в Красноярске, снова приветствовал нас на станции во главе депутации от города; в течение немногих минут остановки вновь было произнесено несколько приветственных и ответных речей. Всюду обнаруживался живейший интерес к установлению морского пути через Карское море. Нужда в нем с году на год становится все более ощутительной.

 

А затем мы снова помчались на восток по слегка волнистой местности, с нескончаемыми плодородными пространствами земли, но здесь попадалось также много леса. Вагон Вурцеля был последним в поезде, причем салон помещался в конце вагона, и окна были как сбоку, так и в задней стене, и нам открывался свободный вид на всю железнодорожную линию и во все стороны..."

 

 

(Фритьоф Нансен «В страну будущего. Великий Северный путь из Европы в Сибирь через Карское море», перевод с норвежского А. и П. Ганзен; Красноярское книжное издательство, 1982)

Оставить комментарий